dikayasobaka

Ещё темны леса, ещё тенисты кроны,
Ещё не подступил октябрь к календарю,
Но если красен клён, а лес стоит зелёный,
Гори, лесной огонь,- я говорю.

А он, лесной огонь, до срока затаится,
Он в рощу убежит, чтоб схоронить пожар.
Но если красен клён,- и роща загорится
И засвистит она, как тульский самовар.

Гори, лесной огонь, багровый, рыжий, алый,
Свисти в своё дупло тоской берестяной.
Не надо ничего - ни денег мне, ни славы,
Покуда ты горишь передо мной.

У нас одна судьба в сквозном и скудном мире,
И дом у нас один - ни крыши, ни угла.
Гори, лесной огонь, лети на все четыре
И падай на спалённые крыла.

Олег Чухонцев

Над Кремлевской стеной сыпал снег слюдяной
и кремнисто мерцал на брусчатке.
По кремнистым торцам грохотали войска,
репетируя скорый парад.
Тягачи на катках и орудья в чехлах
проходили в походном порядке.
Я поодаль следил, как на траках катил
многотонный стальной агрегат:
он как ящер ступал, и ходила земля
от его гусеничного хода,
и казалось, народ только часа и ждет,
чтобы чохом отправиться в ад.

О, спектакль даровой, чьей еще головой
ты заплатишь за щедрость народа?
Что стратегам твоим европейский расчет
и лишенный раздолья размах,
если рвется с цепей на разгулье полей
азиатская наша свобода!
Кто играет тобой, современный разбой?
Неужели один только Страх?
Или местью веков и холуй и герой
перемелются в пушечном фарше?
Не на Страшный ли суд все идут и идут
тягачи и орудья в чехлах?

От сарматских времен на один полигон
громыхают колеса на марше.
Нет ни лиц, ни имен. Где друзья? Где враги?
С кем ты сам, соглядатай ночной?
Эка дьявольский труд – все идут и идут
и проходят все дальше и дальше.
Вот и рокот пропал в полуночный провал.
Тишина над Кремлевской стеной.
Тишина-то!.. Такая нашла тишина!..
Эхо слышно из Замоскворечья.
То ли сердце стучит, то ли ветер горчит,
то ли в воздухе пахнет войной.

Что ж, рассудит затвор затянувшийся спор?
Нет, что мне до чужого наречья!
Я люблю свою родину, но только так,
как безрукий слепой инвалид.
О родная страна, твоя слава темна!
Дай хоть слово сказать человечье.
Видит Бог, до сих пор твой имперский позор
у варшавских предместий смердит.
Что ж теперь? Неужели до пражских Градчан
довлачится хромая громада?
Что от бранных щедрот до потомства дойдет?
Неужели один только Стыд?

Ну да что о пустом! Разочтемся потом.
А пока от Охотного ряда
задувает метель, не сутулься впотьмах
и прохожих гуляк не смущай.
Век отбился от рук. – Что насупился, друг?
Все прекрасно, чего еще надо. –
Ничего, – говорю. Не спеша прикурю. –
Ничего. – До свиданья. – Прощай!

Олег Чухонцев
1968

Отсюда